Смотритель, книга первая. Орден желтого флага (Виктор Пелевин)
октября 20, 2015
Артур Кларк до того, как стал регулярно отправляться в космические одиссеи, выдал идею создания сети спутников связи на геостационарных орбитах. Все нынешние глобальные системы коммуникации строятся на этой идее. Виктор Пелевин - это тоже сеть; золотой нитью легчайшей паутины растянуто его сознание над Землей и улавливает малейшие колебания-изменения в мышлении масс. Вот в сознании этих масс идея обладания айфоном последней модели вытеснила идею регулярного питания - и уже Виктор Пелевин выдает нам произведение, на страницах которого живет герой-вампир.
Для него и его собратьев в романе Empire V маленькие человечки трудятся изо всех сил, перерабатывая гламур и дискурс в баблос. Последнее - это субстанция, которой питаются вампиры. И хоть Виктор Пелевин сохраняет совершенно серьезную мину на всем протяжении романа о трансформации идей в пищу для вампиров, ясно, что эта история ужасов - памфлет, маскирующийся под историю ужасов. Такая художественная форма позволяет в числе прочего показать, что степень заигранности вампирической темы на момент написания романа достигла высшей точки. Что ни говори, а есть романы, в которых Виктор Пелевин - современный Джонатан Свифт.
Почему девушкам приходится смотреть в поезде в окно, или Новый роман Лукьяненко
октября 17, 2015
По уверениям издательств, “Девушка в поезде”, вышедшая из-под пера писателя-новичка, - супербестселлер 2015 года. Она продается лучше прочих в любой стране, где уже напечатана. В этом детективе одна британская девушка, переживающая последствия развода, каждый день без дела ездит в поезде и каждый же день видит из окна другую девушку - та, другая, живет со своим мужем в доме у железной дороги. Первая девушка весьма крепко в течение дня прикладывается к стакану, к ночи решительно не помнит себя, но по утрам все еще внимательна к деталям пейзажа, мелькающего за окном поезда. Одним таким утром она и замечает свидетельства того, что вторая девушка убита.
Таковы анонсы к роману “Девушка в поезде”, которые, вероятно, все вы уже читали - продавцы книг наполнили сотни ресурсов рекламой этого оригинального произведения. Предполагаю, что развязка нас ждет неожиданная, нечто похожее на переворот в сознании, который мы пережили вместе с главным героем фильма “Остров проклятых”. Впрочем, обмануться и удивиться я была бы рада. Но моя вера в силу новых звезд неиссякаема, а вот ресурсы - увы, нет. Так что потратить деньги на “Девушку в поезде” мешает ожидание. А вдруг кто-нибудь из маститых авторов порадует достойной новинкой?!
Успех “девушки в поезде” среди читателей русскоязычных объяснить не так сложно. Что пишут наши уважаемые авторы, которые новичками не являются? Нику Перумову не дает покоя гонорары слава госпожи Джоан Роулинг. Имеющий настоящий талант к написанию широкоформатных исторических полотен, Ник никак не сдаст в печать “Черную метель”, продолжение романа “Млава красная” как малоперспективную с точки зрения продаж. Продажи - вообще его любимая тема как блогера. Не реже раза в месяц жди, что он разразится плачем по утере полновесности монеты, которой оплачивается его писательский труд. Пираты не хотят блюсти его авторские права и тащат тексты Ника Перумова на интернет-площадки, где потребители хавают их безо всякой платы авторубез зазрения совести .
Решением этой проблемы призван, очевидно, стать текст произведения о девочке, которая писала фанфики по романам о Гарри Поттере, да и, надо думать, стала сама волшебницей. А, может, чем черт ни шутит, писала фанфики уже будучи волшебницей. Как вам? Свежо и искристо, как первый снег! Примерно так Нику Перумову и ответили на вопрос, как вам начало, читатели этого самого начала, опубликованного в соцсетях “на пробу”. Невзирая на недоумение пробовавших, - мол, здесь же уже изрядно потоптано, а вовсе не свежо,- Ник все равно свою историю про тинейджера-ведьму будет дописывать.
С одной стороны, продукт второй свежести даже во времена дефицита может не пойти на ура. Но, с другой стороны, армия тинейджеров-поклонников Гарри Поттера так велика, что желающие попробовать вторячок найдутся. Как там у госпожи Беладонны? Дети плачут - родители платят. Так рассудило некое весьма уважающее себя издательство и нечто перумовское про юную волшебницу уже вот-вот отпечатает - 4 ноября свет увидят “Приключения Молли Блэкуотер”. Первая часть этого произведения вошла в сборники фантастики “Бомбы и Бумеранги”.
КВАZИ - новый роман Лукьяненко. Кваzи - это существа, которых вы впервые встретили еще в пионерском лагере, в рассказах товарищей, которым из-за малой силы воображения они были не страшны. Нежити, восставшие мертвые, действуют в новом романе Лукьяненко наравне с жильцами (мое название). Первые имеют кожу имеют сероватого оттенка, силу необыкновенную, температуру тела выше среднего; они равноправные члены нового общества. Общества, в котором есть “смертность” и “окончательная смертность”. Начало нового романа о кваzи Лукьяненко пару дней назад опубликовал в соцсетях тоже “на пробу”. Самый дельный комментарий звучал так: очень напоминает “Стальные пещеры” Айзека Азимова.
Как и в повести Азимова, главный герой в новом романе Лукьяненко - полицейский. Точнее, лукьяненковский герой Денис Симонов - дознаватель. В наши времена бы сказали, что он работает в убойном отделе. Во времена кваzи все сложнее; когда Дениса Симонова вызывают на место преступления со смертельным исходом, ему надо торопиться изо все сил. Труп восстает и в первые минуты новой жизни в качестве нежити себя не контролирует. Действуя на рефлексах, новоиспеченный кваzи может нанесет несовместимый с жизнью вред окружающим, полакомившись их кровью. Словом, беззащитный жилец, оказавшийся рядом с кваzи в момент восстания последнего из мертвых, тоже превратится в кваzи.
В описываемые в новом романе Лукьяненко времена совместное существование жильцов и нежити устаканилось и повсеместно регламентируется законом. Вот только у главного героя от тех времен, когда мертвые только начали восставать, остались очень неприятные воспоминания. И процент окончательной смертности в его делах не просто выше верхней границы, он позволяет подозревать Дениса в злоумышлении против кваzи. Есть факты, доказывающие это. Начальник, подполковник Даулетдинова, не дает ему пинка под зад в направлении двери, она дает ему в напарники нежить.
Хоть и в новом романе Лукьяненко свежесть не слепит читателя своей первозданностью, главе Дозоров очень даже по силам сработать и из этого материала весьма приличный снежный замок новой реальности с сюжетом-коридором, по которому бежишь вслед за героями не ради самого бегства. Однако нельзя не спросить: роман-то про кваzи вы сами дописывать станете, Сергей Васильевич? Или бросите на тех, чьи способности фонтанировать идеями скелетов для новых миров ограничены, а вот скоропись приличная? Вопрос этот фундаментальный.
По итогам 2014 года фантаст Лукьяненко просто господин Ставрогин какой-то получился! Народил идей, запустил их в массы, да и бросил как кукушка эти идеи на разного рода авторов, для которых фантастический роман - это “беги-стреляй-прячься-мерзни-встреть неожиданное спасение-снова прячься-опять беги”. Главное, чтобы вокруг были условия, которых читатель в жизни своей не видел. Ну, самолеты на дровах, допустим. И даже и хуже Ставрогина в этом случае Лукьяненко, потому что тому идеи просто надоедали, как женщины, а этот на своих кукушатах купоны стрижет. Называется это все “Миры Лукьяненко”, и пейзаж за окном поезда составит им конкуренцию, ей-ей.
Печально? Да, други, печально. Впрочем, вот еще на Пелевина надежды имею - его новый роман “Смотритель” мне подарили. Заходите на неделе, если осилю, то поговорим о нем. Если не осилю, то пойдем покупать “Девушку в поезде”, что ж делать.
Смешенье (Барочный цикл, книга вторая) (Нил Стивенсон)
октября 14, 2015
Отец - любопытство, сын - научное знание, а святой дух - это, как ни странно, коммерция. Именно так определяет читатель Божественное триединство в Барочном цикле Нила Стивенсона. Именно аналогия с Библией, точнее, ее Ветхим Заветом, приходит на ум во время чтения второй части цикла - книги “Смешенье”. “Ртуть” одолеваешь с трудом, “Смешенье” идет легче. Во-первых, потому, что временами стиль изложения “Криптономикона”, отмеченный огненным юмором, вырывается из-под пера Нила Стивенсона, как лава из вулкана, который еще недостаточно разогрелся, чтобы изрыгать ее бесконечными потоками.
Отрывок из сборника “Дневник писателя” (Федор Достоевский)
октября 5, 2015
От владельца сайта vz.tj. Школьные уроки литературы - это, конечно, ужас. Ужас не только потому, что в учителя идут люди, которые не хотят слышать ученического мнения, но и потому, что школьная программа зачастую состоит из произведений, о которых и мнение-то формулировать - только время терять. И выбранный отрывок из “Дневника писателя” Федора Достоевского я привожу с оговоркой: цитировать его в сочинении о поэмах Некрасова “Княгиня Трубецкая” и “Княгиня Волконская” чревато последствиями. Учитель наверняка решит, что вы умничаете из стремления к оригинальности, а вовсе не потому, что согласны с Достоевским - поэмы лишены чувства и написаны по велению долга. Говоря “мундирность”, автор “Братьев Карамазовых” имеет в виду, что Некрасов пишет о женщинах, отправившихся добровольно в сибирскую ссылку за мужьями-декабристами, так, как велит ему царящее либеральное “направление”. О направлении - да так прекрасно, что читатель должен испугаться направления как одного из злодеев драмы - прекрасно написал Достоевский в “Бесах”. Общественное мнение требует осуждать старые общественные устои - все губернские либералы и “осуждают”. Подобно мелким провинциальным чиновникам, которые следуют моде на либерализм, выглядит поэт Некрасов в своих поэмах “Княгиня Трубецкая” и “Княгиня Волконская”. Вот что имеет в виду писатель Достоевский. Но! Достоевский в момент написания рецензии на названные поэмы - редактор журнала “Гражданин”. Вы, молодое поколение, пожалуй, просто имейте его оценку в виду - учитель литературы ваш - человек в мундире скорее, чем человек широких взглядов. Так что для большинства из вас писать в сочинении, что поэмы Некрасова о подвиге жен декабристов плохи, - это пытаться лбом стену прошибить. Но наш сайт был бы рад в это отношении ошибаться.
Я ужасно боюсь “направления”, если оно овладевает молодым художником, особенно при начале его поприща; и как выдумаете, чего именно тут боюсь: а вот именно того, что цель-то направления не достигнется. Поверит ли один милый критик, которого я недавно читал, но которого называть теперь не хочу, - поверит ли он, что всякое художественное произведение без предвзятого направления, исполненное единственно из художнической потребности, и даже на сюжет совсем посторонний, совсем и не намекающий на что-нибудь “направительное”, - поверит ли этот критик, что такое произведение окажется гораздо полезнее для его же целей, чем, например, все песни о рубашке (не Гуда, а наших писателей), хотя бы с виду и походило на то, что называют “удовлетворением праздного любопытства”? Если даже люди ученые, по-видимому, еще не догадались об этом, то что же может происходить иногда в сердцах и в умах наших молодых писателей и художников? какая бурда понятий и предвзятый ощущений? В угоду общественному давлению молодой поэт давит в себе натуральную потребность излиться в собственных образах, боится, что осудят “за праздное любопытство”, давит, стирает образы, которые сами просятся из души его, оставляет их без развития и внимания и вытягивает из себя с болезненными судорогами тему, удовлетворяющую общему, мундирному, либеральному и социальному мнению. Какая, однако, ужасно простая и наивная ошибка, какая грубая ошибка! Одна из самых грубейших ошибок состоит в том, что обличение порока (или то, что либерализмом принято считать за порок) и возбуждение к ненависти и мести считается за единственный и возможный путь к достижению цели! Впрочем, даже и на это узком пути можно было бы вывернуться сильному дарованию и не заглохнуть в начале поприща; стоило бы вспоминать лишь почаще о золотом правиле, что высказанное слово есть слово серебряное, а невысказанное - золотое. Есть очень и очень значительные таланты, которые так много обещали, но которых до того заело направление, что решительно одело их в какой-то мундир. Я читал две последние поэмы Некрасова - решительно этот почтенный поэт наш ходит теперь в мундире. А ведь даже и в этих поэмах есть несколько хорошего и намекает на прежний талант г-на Некрасова. Но что делать: мундирный сюжет, мундирность приема, мундирность мысли, слога, натуральности… да, мундирность даже самой натуральности. Знает ли, например, маститый поэт наш, что никакая женщина, даже преисполненная первейшими гражданскими чувствами, принявшая, чтобы свидеться с несчастным мужем, столько трудов, проехавшая шесть тысяч верст в телеге и “узнавшая прелесть телеги”, слетевшая, как вы сами уверяете, “с высокой вершины Алтая” (что, впрочем, совсем уж невозможно), - знаете ли вы, поэт, что эта женщина ни за что не поцелует сначала цепей любиммого человека, а поцелует непременно сначала его самого, а потом уже его цепи, если уж так сильно и внезапно пробудится в ней великодушный порыв гражданского чувства, и так сделает всякая женщина решительно. Конечно, замечание мое пустяшное, да и не стоило бы приводить, потому что поэма-то так только и написана, ну, например, чтобы к первому января отвязаться… Впрочем, г-н Некрасов все-таки уже громкое литературное имя, почти законченное, и имеет за собою много прекрасных стихов. Это поэт страдания и почти заслужил это имя. Ну а новеньких все-таки жаль: не у всякого такой сильный талант, чтобы не подчиниться мундирной мысли в начале поприща, а, стало быть, и уберечь себя от литературной чахотки и смерти. Что делать: мундир-то ведь так красив, с таким шитьем, блестит… Да и как выгоден! то есть теперь особенно выгоден.