Три возраста Окини-сан (Валентин Пикуль)
декабря 23, 2015
Временами горжусь тем, что я из России. Горжусь, когда вижу, что Макс Михайлов прибавляет на приеме и блоке. Горжусь, когда вижу, что Сергей Гранкин перешел на силовую подачу. Горжусь, когда вижу, что Романыч, веря в Макса и Сергея, ищет для волейбольной сборной новые силы. Той самой сборной, что не сломалась в олимпийском финале, проигрывая по ходу матча 0:2. Той самой сборной, в которой зарплату платят лишь за победы. Той сборной, лондонская золотая игра которой в деле воспитания патриотизма даст фору всем кинофильмам про пьянство, снятым за последние годы при поддержке Министерства культуры. Это моя страна, она несгибаемая. Владимир Семенович, смотрите, - мы еще способны толкать землю ногами.
Но временами мне стыдно за Россию. Стыдно, когда ответственный человек, главный тренер клуба из премьеры, вынужден говорить такие вещи, за которые покраснела бы и Ольга Бузова. Два спортсмена оказываются на больничной койке, а их наставник, комментируя это событие, смешит весь честной мир. Якобы пострадавшие волейболисты обидели “работяг”, которые живут немного не так, как большие спортсмены. Но большие спортсмены уже извинились перед ним, тренером, за нарушение режима и не имеют ни к кому претензий. К слову, один из избитых больших спортсменов - олимпийский чемпион Лондона, двухметровый Дмитрий Ильиных. Он на момент интервью наставника - в реанимации с повреждениями внутренних органов, переломами ребер, челюсти и сотрясением мозга!
Обидчивые “работяги”, едва не убившие олимпийского чемпиона, живут в Сургуте. Вообразите, пролетарии-нефтяники, отпахав смену, и помня, что завтра им снова на пахоту, мерзнут в подъезде, где живут большие спортсмены, и ждут, пока те закончат нарушать режим и вернутся домой. Полночь, час, два, половина третьего… А “работяги”, обиженные тем, что живут немного не так, как спортсмены, все ждут, подогревая друг друга… теплым словом, конечно, и легкими тычками бит по плечам. Ведь “работяги” без бит - это выдумки московских извращенцев!
Но стыдно не оттого, что Руслану Талгатовичу Хабибуллину приходится называть бандюков работягами. Стыдно оттого, что органы правопорядка, представителей которых не могли не вызвать в реанимацию к телу Дмитрия Ильиных, не стали возбуждать уголовное дело. Их об этом попросил сам большой спортсмен, которому, по его словам, хочется забыть историю как страшный сон. А тренеру пострадавшие благодарны - именно он обеспечил лучших врачей и “безопасность”. И органы вошли в положение чемпиона, признавая тем самым: начнешь ворошить историю - “работяги” могут и закончить начатое.
Гордиться Россией, где сила за “работягами”, а не за органами правопорядка, не могу. И только старый друг, Валентин Саввич Пикуль, и может примирить меня в такие времена с родиной. Это и не чтение даже, а беседа двух знакомцев. Я Валентину Саввичу с надрывом - о современности, он - мне о прошлом с крестьянской практичностью. И видим, помолчав в итоге оба: мало что изменилось в России с незапамятных времен. Одни крутят землю ногами, а другие сидят у них на хребте и кушают свежую астраханскую икорку. Одни доползают по раскисшей грязи до Берлина, а другие приносят за это извинения сердечному другу Фридриху. Одни умирают, но не сдаются, потому что другие отправили снаряды для их броненосцев во Владивосток железной дорогой. Я в раздрае, и для чтения выбираю историю, где фигурирует Цусима. “Три возраста Окини-сан” - печальная глава нашей длинной повести под названием История России.
“Три возраста Окини-сан” - это сентиментальный роман. здесь нет той полноты исторической картины, что есть в “Битве железных канцлеров”. Валентин Саввич сконцентрируется на личности военного моряка Владечки Коковцева. Автор не покажет нам, как именно готовились те процессы, что стали вехами на жизненном пути его героя. В книге не будет дипломатического закулисья, как в романе “Пером и шпагой”. Это скучноватое житье-бытье военных моряков в мирное время и богатые на потери военные дни. “Три возраста Окини-сан” - это личные драмы тех, кто всю жизнь считал, что служит России верой и правдой. По мнению таких, как Коковцев, можно и даже нужно действовать без прямой команды от императора, чтобы заградить проход немецким судам к Санкт-Петербургу, но нельзя и даже немыслимо изменить присяге, данной этому “спящему” императору.
Когда читаю критику по творчеству Пикуля, непременно вспомню Александра Дюма-старшего. Дескать, какой Пикуль историк, если не работал в архивах - использовал те произведения, что опубликовали участники событий… Одна из поклонниц творчества литературного отца ДАртаньяна так прокомментировала очередное фиаско автора бестселлеров на выборах во Французскую Академию. “Чтобы стать во Франции академиком, нужно написать одну тонюсенькую книжечку, и прескучную”. “У человека в его плавании по жизни есть два ориентира: родина и семья. И второй ориентир Владечка Коковцев, контр-адмирал российского флота, потерял прежде, чем первый. И ему стало не на что держать курс, ” - говорит мне Валентин Саввич Пикуль в сентиментальном романе “Три возраста Окини-сан”и поправляет на груди купленный орден. Пусть и преувеличил он значение шимозы в деле победы японского флота у Цусимы, но другие и вовсе стараются избегать скользких тем.