Загадка Катилины (Стивен Сейлор)
августа 28, 2016
Не хочешь разочароваться в писателе, не жди от него слишком многого. Но как не ждать, когда пишет он детективы, действие которых происходит в Древнем Риме?! И ты, конечно же, ждешь. Хитросплетений заговоров, подлых отравлений, подкупов, шантажа, - всех этих изобразительно-выразительных средств, которыми создается картина беспринципной борьбы за власть и богатства. Ждешь и расследования, в ходе которого ты побежишь по темному лабиринту улик, освещая повороты в правильном направлении вспышками своих догадок. Ждешь радости от того, что создатель лабиринта удивит тебя, поставив в тупик перед очередным поворотом. Лабиринт детективного сюжета Стивена Сейлора проходит через тени, отбрасываемые колоннами из коринфского мрамора, через сумрак библиотек с бесценными пергаментами древнегреческих авторов, через прохладу атриев, где любовно устроенные фонтанчики дарят свежесть римским гражданам. Но бежать по нему никак не получается.
Везде, где можно, Стивен Сейлор вывалил много золы знаний о Древнем Риме, и, что делает эти места труднопроходимыми, вывалил в форме монологов или диалогов героев. Там, где у Линдсей Дэвис предыстория уместилась в одну говорящую сцену или пару иронических замечаний, тут рассказывается полностью. Выступления адвокатов (защитника и обвинителя) не будут сокращены, Стивен Сейлор воспроизведет речи в точности так, как они и должны были звучать с ростров. В Древнем Риме ораторское искусство на самом деле являлось искусством, со своими канонами и слушателями, готовыми часами внимать безупречно составленным речам. То, что Стивен Сейлор имеет не отдаленное представление об этих канонах, это его плюс. Но не безусловный. Не только адвокаты, но и другие его другие герои так много говорят - даром что правильно, - что это сильно удлиняет дорогу к разгадке детективной загадки.
Мои ранние годы. 1874-1904 (Уинстон Черчилль)
августа 21, 2016
Если твой дед - седьмой герцог Мальборо, пэр Англии, член Палаты лордов, то, ожидаемо, что все феи, существование которых вскорости засвидетельствует сам Конан Дойл, слетятся к твоей колыбели, чтобы одарить тебя щедро. И судьба твоя - ровная дорога, по которой шестерка крепких, хорошо кормленых лошадей, запряженных в кэб, повезет тебя прямиком в парламент. Однако феи - хитрые штучки, и подарки их порой не так уж прямолинейны. Да, феи одарили Уинстона Черччилля, внука седьмого герцога Мальборо, но среди даров этих было упрямство, с коим он в молодые годы не хотел учить того, что было мертво, например, латынь. И вместо Итона или Кембриджа дорога судьбы привела его в военное училище Сандхерст, экзаменационное испытание куда он прошел лишь с третьего раза.
Еще феи наделили Уинстона Черчилля безрассудной храбростью, которая предложила ему в год 17-тилетия в качестве продолжения игры с двумя братьеми прыжок с немыслимой высоты, едва не кончившийся смертью смельчака. Он и в дальнейшем будет не раз пользоваться этим даром, каждый раз ускользая от смерти в последний момент. Храбрость однажды приведет его… во вражеский плен, а затем сделает национальным героем, подтолкнув к бегству. В багаж отпрыску благородного семейства феи подложили готовность идти к своей цели, вопреки неписаным правилам и писаным уставам. Однажды Уинстон Черчилль окажется в действующей армии, несмотря на то, что сам командующий этой армии напишет ему “нет” в ответ на просьбу о зачислении. И тут было не обойтись без тех связей, что объединяют все сто семейств, правящих Великобританией, но мало какой молодой человек из приличного общества решился бы повторить то, что сделал Черчилль для достижения своей цели.
Дар, который мог только помешать карьере военного - умение излагать свои мысли легко и с юмором - Уинстон Черчилль развивал постоянно. И легкость языка карьере военного уж помешала, будьте уверены. Но сослужила хорошую службу на политическом поприще. Благодаря ей читать автобиографию Черчилля - удовольствие для читателя. Давно я не была так прямолинейна в своей рецензии: я наслаждалась стилем изложения, особенно той части, где речь идет о горькой доле школьника-Черчилля. Финал книги “Мои ранние годы” не оформлен так, как этого ждешь от писателя, рассмешившего читателя рассказами о своих победах в борьбе с тригонометрическими функциями. Но к финалу автор книги о самом себе одержит столько других невозможных побед, что захочется узнать, как он использовал дары фей в более поздние годы.
Уинстон Черчилль в молодые годы хотел стать финансово независимым и полезным. На пути к этим целям он совершил пару спортивных подвигов и принял много решений, судьбоносных для целой страны и не только. Со здоровым практицизмом человека без излишков образования он смог примирить веру в бога и науку. Он изменил партии консерваторов - ушел в либеральную. Он бросил карьеру военного ради писательского труда. Он не исключал союза с Сатаной, если Гитлер вторгнется в ад. Никто из знающих его людей не исключал также того, что когда необходимость в таком альянсе исчезнет, наш герой лично привяжет союзнику камень на шею. Уинстон Черчилль стал дним из тех величайших британцев, что были удостоены государственных похорон. Его книга “Мои ранние годы. 1874-1904″ - рассказ о человеке, который может достичь самых далеких целей, если не будет тратить времени на сожаления о том, чего феи не недодали ему при рождении.
Орудие Немезиды (Стивен Сейлор)
августа 15, 2016
Берега Неаполитанского залива застроены белыми виллами богачей. В них живут ценители комфорта высочайшего уровня, те, что летом пьют золотое фалернское как мы с вами зеленый чай, для утоления жажды. Любой уважающий себя римлянин, которому по карману загородная резиденция, мечтает поселиться здесь. Действие второй книги из цикла о Сыщике Гордиане протекает по преимуществу в этой обстановке вопиющей роскоши. Стивен Сейлор приглашает читателей романа “Орудие Немезиды” в путешествие по берегам Неаполитанского залива времен I века до нашей эры. Геркуланум, Байи - местечки, где нежили свои тела денежные мешки античности - сегодня эхо прошлого. Прогулка по Байи доступна только дайверам - город-призрак ушел под воду вместе со всеми мыслимыми красотами, которые можно купить за деньги: статуями, дорожками из цветной мозаики, портиками вилл, в чьих термах насчитаешь не меньше чаш бассейнов, чем в кухне взыскательной хозяйки - кастрюль.
В описываемые в романе “Орудие Немезиды” годы владельцы всех этих ценностей поражены страхом - в стране пылает огонь восстания Спартака. Воды Неаполитанского залива могут запросто окраситься кровью тех, кто наслаждался фалернским. Конечно, невозможно не вспомнить, что действие второго романа о римском детективе, принадлежащем перу Линдсей Дэвис, тоже происходит в этих местах. Марк Дидий Фалькон обследует побережье Тирренского моря несколько позже, чем Сыщик Гордиан, если брать за точку отсчета Рождество Христово, но несколько раньше, если считать таковой дату публикации романа. Однако обвинять Стивена Сейлора в заимствованиях у Линдсей Дэвис не будем. Кампания раскинулась в пределах видимости Везувия, сюда едут летом те, кто может оплатить услуги детектива или стать объектом его профессиональных интересов, так что ж удивляться, что и детективы тоже устремляются им вслед?! Немезида, возникни у нее желание наказывать преступников своими руками, и та не заскучала бы без работы на берегах Неаполитанского залива.
По прочтении первой книги из цикла о Сыщике Гордиане, мы отмечали знание автором исторической эпохи, в границах которой действует его герой. И, кажется, во второй книге это другая эпоха, хоть прошло и всего 8 лет. Да, такое возможно в Риме, Городе городов, столице мира. Сулла с его проскрипциями, казалось бы, - только что перевернутая страница в Книге государственности Рима, но следующая страница переносит героев в изменившуюся реальность. И на почве этой новой реальности и развивается тот конфликт, вследствие которого богатею Крассу понадобился детектив для расследования убийства родственника. В поисках убийцы среди представителей знати и тех, кто привносит в их жизнь изящество, Сыщик Гордиан узнает, кто сделал модным серные источники, как должны быть украшены термы обеспеченного гражданина, кое-что из того, что составляет древний культ Кумской Сивиллы, и как можно нажиться на войне.
Но читатель романа “Орудие Немезиды”, узнавая все это вместе с Сыщиком Гордианом, помнит, что главный герой - всего лишь его проводник в мир подробностей Древней истории. Гордиан взирает со стороны на заговоры патрициев, семейную вражду, политические потрясения. Он не приемлет многое и хочет максимально устраниться от этого. Ты воспинимаешь его как рассказчика. О Марк Дидий Фалькон, в этом тебя уж точно никто не обвинит! Безземельный, безквартирный, безрабный свободный гражданин Рима, по самое сердце увяз в тех делах, что расследует в двух книгах, переведенных на русский язык. Фалькон не только сам реален, как воды Неаполитанского залива, пережившие и Суллу, и Спартака, но и все, кто его окружает, таковы же. Одна картинка - замена длинной предыстории. Вот Марк описывает встречу с Императором из династии Флавиев: тот разместился на ложе и сосредоточенно грызет яблоки из собственного поместья - экономный Флавий, став Императором в преклонном возрасте, без достаточных на то династических оснований, только в силу своих способностей, никогда не платит за то, что может вырастить сам.
Ничего нет у героя Линдсей Дэвис, кроме чувства юмора и обязательств. Обязательств перед семьей и совестью. Но при этом он не опутан паутиной обязательств - она отчасти и позволяет ему сохранять равновесие! Сыщик Гордиан может долго смотреть на спины гребцов на галерах и размышлять о злой участи рабов. Марк Дидий Фалькон, когда это нужно было для дела, сам на несколько месяцев занялся рабским трудом на свинцовых рудниках. Никаких заимствований, они совершенно разные, эти детективы! Но в обществе одного из них временами бывает скучно, как на лекции по античной трагедии, да простит меня Стивен Сейлор, отец Сыщика Гордиана.
Римская кровь (Стивен Сейлор)
июля 8, 2016
Если кто-то заявит, что знает Софию лучше меня, то я и спорить с заявителем не стану. Даты, имена, что как называлось в прошлом - мне много в чем не мешало бы поднатореть. Но все, что я о Софии знаю, - следствие моей к ней сердечной привязанности. Вот этот маленький парк с его белками, пустой чашей бассейна, ивой киношной красоты и старичками на аллейках - я его нашла сама, набрела, открыла, навсегда впустила в свою память чувство умиротворения, что настигает здесь посетителей. Но дату его основания я так и не удосужилась узнать в жадном стремлении к новым открытиям. Меня больше интересует сегодня Софии, и сердечно привязана я к ней именно за умиротворение. А многие знания - многие печали.
Стивен Сейлор, автор детективного романа “Римская кровь”, знает Древний Рим. Даты, имена, правила судопроизводства, принципы постройки богатых домов, очередность военных переворотов - не так уж и плох он в качестве провожатого по вечному городу. Объяснимо - автор романа “Римская кровь” когда-то хотел сделать историю своей профессией. Временную ткань для развития детективного сюжета Стивен Сейлор выбирает насыщенную багровыми тонами. Что, впрочем, можно сказать чуть ли не обо всей истории Древнего Рима. Но диктатор Сулла, который ввел новую форму террора, - проскрипции - выглядит не самым бледным в ряду жестоких правителей Рима. Возможность освежить свои знания по древней истории и пополнить их новыми запасами - это первое, за что можно быть благодарным автору романа “Римская кровь” Стивену Сейлору.
Нет по большому счету претензий и к тому, как развивается детективный сюжет. Рим против Марка Росция, обвиняемого в отцеубийстве - такова в двух словах завязка романа. Вначале сдается, что дело сложнее, чем видит его обвинитель, потом сдается, что ключ от дела Росциев спрятан в таких высоких сферах, что правосудию ни за что не подобраться к прав де, скрытой за дверцами взаимоотношений внутри семьи Росциев. Богатство - во времена тирании лакомый кусочек не только для наследников, увы. И адвокат, что берется это доказать, - лучшая фигура из играющих партию. Дело Росциев - первое дело молодого амбициозного Цицерона. Стивен Сейлор смог передать неоднозначность этой личности. Цицерон, действующий на страницах его детектива, хорош. Он таков, каким его не знает большинство.
Это легендарный оратор, могущий назвать преступников преступниками вне зависимости от положения в “табели о рангах”. Цицерон, смело принимающий вызов авторитетов и готовый выкладываться в схватке с маститыми обвинителями, преображается на своей “арене”. В быту этот лев чуть больше позволяет свои рабам, чем это принято среди граждан Рима, имеет слабый желудок, слабые голосовые связки, отнюдь не геркулесово телосложение и в работе над речью проявляет скорее занудство, чем отвагу. Но, друзья мои, тем, кто любит сюрпризы, Цицерон преподнесет сюрприз. Не зря Сулла, нагрянув в его дом после скандального процесса, заявит, что его лисий нюх чувствует в комнате запах другого лиса.
Что же не так в историческом детективе Стивена Сейлора “Римская кровь”? На мой вкус, недостаточно сердечной привязанности. Не той, которая связывает автора романа и его главного героя, Сыщика Гордиана. А той, что должна бы связать главного героя и читателя, то есть меня. Не берусь утверждать, что, ознакомившись с первым романом из цикла детективов о Сыщике Гордиане, вы тоже останетесь к нему равнодушны. Мой случай осложнен тем, что я полюбила тот Рим, в котором живет, влюбляется, прячется от квартировладельца и временами консультирует Императора Флавия другой древнеримский детектив, Марк Дидий Фалкон.
Три возраста Окини-сан (Валентин Пикуль)
декабря 23, 2015
Временами горжусь тем, что я из России. Горжусь, когда вижу, что Макс Михайлов прибавляет на приеме и блоке. Горжусь, когда вижу, что Сергей Гранкин перешел на силовую подачу. Горжусь, когда вижу, что Романыч, веря в Макса и Сергея, ищет для волейбольной сборной новые силы. Той самой сборной, что не сломалась в олимпийском финале, проигрывая по ходу матча 0:2. Той самой сборной, в которой зарплату платят лишь за победы. Той сборной, лондонская золотая игра которой в деле воспитания патриотизма даст фору всем кинофильмам про пьянство, снятым за последние годы при поддержке Министерства культуры. Это моя страна, она несгибаемая. Владимир Семенович, смотрите, - мы еще способны толкать землю ногами.
Но временами мне стыдно за Россию. Стыдно, когда ответственный человек, главный тренер клуба из премьеры, вынужден говорить такие вещи, за которые покраснела бы и Ольга Бузова. Два спортсмена оказываются на больничной койке, а их наставник, комментируя это событие, смешит весь честной мир. Якобы пострадавшие волейболисты обидели “работяг”, которые живут немного не так, как большие спортсмены. Но большие спортсмены уже извинились перед ним, тренером, за нарушение режима и не имеют ни к кому претензий. К слову, один из избитых больших спортсменов - олимпийский чемпион Лондона, двухметровый Дмитрий Ильиных. Он на момент интервью наставника - в реанимации с повреждениями внутренних органов, переломами ребер, челюсти и сотрясением мозга!
Обидчивые “работяги”, едва не убившие олимпийского чемпиона, живут в Сургуте. Вообразите, пролетарии-нефтяники, отпахав смену, и помня, что завтра им снова на пахоту, мерзнут в подъезде, где живут большие спортсмены, и ждут, пока те закончат нарушать режим и вернутся домой. Полночь, час, два, половина третьего… А “работяги”, обиженные тем, что живут немного не так, как спортсмены, все ждут, подогревая друг друга… теплым словом, конечно, и легкими тычками бит по плечам. Ведь “работяги” без бит - это выдумки московских извращенцев!
Но стыдно не оттого, что Руслану Талгатовичу Хабибуллину приходится называть бандюков работягами. Стыдно оттого, что органы правопорядка, представителей которых не могли не вызвать в реанимацию к телу Дмитрия Ильиных, не стали возбуждать уголовное дело. Их об этом попросил сам большой спортсмен, которому, по его словам, хочется забыть историю как страшный сон. А тренеру пострадавшие благодарны - именно он обеспечил лучших врачей и “безопасность”. И органы вошли в положение чемпиона, признавая тем самым: начнешь ворошить историю - “работяги” могут и закончить начатое.
Гордиться Россией, где сила за “работягами”, а не за органами правопорядка, не могу. И только старый друг, Валентин Саввич Пикуль, и может примирить меня в такие времена с родиной. Это и не чтение даже, а беседа двух знакомцев. Я Валентину Саввичу с надрывом - о современности, он - мне о прошлом с крестьянской практичностью. И видим, помолчав в итоге оба: мало что изменилось в России с незапамятных времен. Одни крутят землю ногами, а другие сидят у них на хребте и кушают свежую астраханскую икорку. Одни доползают по раскисшей грязи до Берлина, а другие приносят за это извинения сердечному другу Фридриху. Одни умирают, но не сдаются, потому что другие отправили снаряды для их броненосцев во Владивосток железной дорогой. Я в раздрае, и для чтения выбираю историю, где фигурирует Цусима. “Три возраста Окини-сан” - печальная глава нашей длинной повести под названием История России.
“Три возраста Окини-сан” - это сентиментальный роман. здесь нет той полноты исторической картины, что есть в “Битве железных канцлеров”. Валентин Саввич сконцентрируется на личности военного моряка Владечки Коковцева. Автор не покажет нам, как именно готовились те процессы, что стали вехами на жизненном пути его героя. В книге не будет дипломатического закулисья, как в романе “Пером и шпагой”. Это скучноватое житье-бытье военных моряков в мирное время и богатые на потери военные дни. “Три возраста Окини-сан” - это личные драмы тех, кто всю жизнь считал, что служит России верой и правдой. По мнению таких, как Коковцев, можно и даже нужно действовать без прямой команды от императора, чтобы заградить проход немецким судам к Санкт-Петербургу, но нельзя и даже немыслимо изменить присяге, данной этому “спящему” императору.
Когда читаю критику по творчеству Пикуля, непременно вспомню Александра Дюма-старшего. Дескать, какой Пикуль историк, если не работал в архивах - использовал те произведения, что опубликовали участники событий… Одна из поклонниц творчества литературного отца ДАртаньяна так прокомментировала очередное фиаско автора бестселлеров на выборах во Французскую Академию. “Чтобы стать во Франции академиком, нужно написать одну тонюсенькую книжечку, и прескучную”. “У человека в его плавании по жизни есть два ориентира: родина и семья. И второй ориентир Владечка Коковцев, контр-адмирал российского флота, потерял прежде, чем первый. И ему стало не на что держать курс, ” - говорит мне Валентин Саввич Пикуль в сентиментальном романе “Три возраста Окини-сан”и поправляет на груди купленный орден. Пусть и преувеличил он значение шимозы в деле победы японского флота у Цусимы, но другие и вовсе стараются избегать скользких тем.
Воскресшие боги. Леонардо да Винчи (Дмитрий Мережковский)
мая 5, 2015
Лодовико Сфорца, Чезаре Борджа, папа Александр VI - сколько в именах этих заключено историй, поучительных, созидательных, разоблачительных… Каждое характеризует Италию конца XV - начала XVI веков. Но будь в книге одни именитые сеньоры, это была бы Италия со стороны. А в ней есть эпизоды, в которых участвуешь сам. Стоишь рядом с неизвестными истории башмачниками в плотной духоте храма и внимаешь прозрениям Савонаролы. Стоишь в толпе глазеющих на казнь Савонаролы и дивишься тому, как люди, еще вчера готовые целовать одежды провидца, сегодня боятся пропустить его последний вздох.
Туман, словно вуаль, легкой дымкой опустился на Милан. Солнце и туман этот создают такой эффект, словно ты под водой. Нет резких теней, и это лучшая погода для того, чтобы любоваться красотой. Красотой женских лиц, красотой цветущей Ломбардии, красотой полета вольных птиц… Но мало кто следует примеру Леонардо да Винчи - любоваться, наблюдать - занятия пустые. Толпа и талант - жизнь Леонардо - лучший вариант для изображения такого конфликта. И именитые сеньоры, и неизвестные башмачники - все в толпе. И те, кто видит со своего места не казнь Савонаролы, а только потные затылки впереди стоящих, и те, кто взирает на это с убранных бесценными коврами балконов. Не понятый ни теми, ни другими, талант Леонардо и не тщится быть понятым.
Фаворит (Валентин Пикуль)
апреля 24, 2015
Даже если бы Валентин Саввич не написал черным по белому, что благоволит своему герою, все равно было бы понятно, что, с его точки зрения, гнусности частной жизни никак не перевешивают пользу, которую принес государству российскому князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический. Но автор написал: светлейшего называет он “мой герой” и отступает от повествования, переносит читателя во времена после смерти своего героя. Делает он это с тем, чтобы рассказать, как бесславно закончил жизнь отравитель могучего Потемкина.
Был ли отравлен Потемкин Зубовым или не был, но Валентин Саввич показывает нам старого Платона Зубова таким, каким он представлялся ему, - человеком одержимым. Скупец, поврежденный умом, который в молодости безмерно завидовал потемкинской власти, потемкинской славе, влиянию на императрицу, способности претворить свои замыслы в жизнь… Хоть и был уже много лет как мертв Потемкин, а все не давала покоя Платону зависть, источила того изнутри, как червь, да так, что осталась лишь оболочка человеческая, и ничего внутри… Читать материал полностью
Юлиан Отступник (Дмитрий Мережковский)
февраля 21, 2015
В 40 лет, пожалуй, поздновато знакомиться с Юлианом Отступником. На первую встречу стоит отправиться в 17, когда религиозное чувство в поисках внешних форм - не то выбрать белый мрамор изваяний, красоту радостную, победоносно-крылатую, цветущую, открытую ветрам и солнцу; не то ускользающую от беглого взгляда, таинственную, тающую, таящую победы в темных кельях, за долгими коридорами постов… В 40 уже не приемлешь деления на земное и небесное; к этому рубежу приходишь, найдя бога внутри себя, в 17 ищешь его во внешнем мире. И невозможно тогда не протянуть руки Юлиану, не идти вместе за ответом на вопрос: нужны ли чудеса, чтобы верить?
И он несчастлив, и ты: оба одиноки. Верой хотели бы как плащом от мира укрыться. Гоним, упрям, прост, как солдат, в бою бесстрашен, как древние герои, - римский цезарь-Юлиан - попутчик подходящий. Хитрый, лицемерный, врагов веры своей без оружия, львов и костров погубить способен. И это тоже про него. Да что там! Жизнь, отданная чужому богу, поругана, смята, изорвана… И лишь для того, чтобы убедиться - не будет кары, не разверзнутся небеса, не примет немедленно его вызов галлилеянин. И смерть жертвы-Елены воспринимает не как ответ, а как случайность жизни, такую же, как брак с ней. Один эпизод, несколько страниц, а и не берись считать тут оттенки черного - собьешься! Но миришься со всем этим, когда тебе 17. Поиск - главное. Ты думаешь, что явился в мир, чтобы найти его главную тайну.
И вот тебе 40; прежний попутчик, кажется, стенает сверх меры: “Явись мне, о явись!” Хочет ход истории изменить, но просто менять не готов - ищет доказательств, что прав. По замыслу Мережковского, уход Юлиана-отступника от христианства - лишь этап на пути человечества к некоей новой церкви. Но, оставив без внимания эту далекую цель, как удачен выбор исторического момента, попавшего в фокус! Воистину порвалась связь времен. Начало I века - эпоха стыка платформ. Гонимое христианство стало официальной религией Рима. Но старые олимпийцы, так долго дарившие людям вдохновение, не хотят обращаться в камень. Они еще живы - в терпком вине, белом хлебе, смехе возлюбленной, свете солнца…
А приверженцы нового бога уже делят власть, спорят из-за догм, коих и в Евангелиях-то нет. Да не просто спорят, а готовы за свои убеждения чужих по щекам бить. Дискредитировать и небесное, и земное - в задачах Дмитрия Мережковского. Но разве не помогают ему изо всех сил мудрецы-книжники, постники-скромники, считающие ересь хуже всех грехов?! Споры, где ересь, где истина, порождают вражду - лютую и противную самим основам вероучения христианского. Но раздуть огонь веры, потушенной дядей Константином Великим, не под силу Юлиану, экзальтированному мальчику и всевластному императору. Что бы ни хотел сказать Дмитрий Сергеевич, а сказал: без веры человека любые ритуальные объекты - лишь камни.
Юлиан Отступник - первый роман в трилогии “Христос и Антихрист”. Первый и историософский роман Мережковского. И, прочитав второй, понимаешь Юлиана: какое время, такой и герой. Cтрашно человеку на заре I тысячелетия не чувствовать, что защищен высшей силой и ведом высшей мудростью. Не таков герой второго романа - зрелый муж, старше по мировосприятию едва ли не всех, кто его окружает. И одиночеством своим оттого не тяготится - иначе и быть не может, когда вокруг дети малые. Второй том “Воскресшие боги. Леонардо да Винчи” - история о том, как человек повзрослел до веры в собственные силы.
Короли Вероны (Дэвид Бликст)
июля 2, 2014
Рыцарский роман - это, господа хорошие, не баран чихнул. Тут все строго по плану - спустя три года поклонник прекрасной дамы может поцеловать трепетную ручку избранницы. Родом романы эти из средневековья, и никакого отношения к браку они не имеют, иначе человечество бы вымерло где-то на рубеже Возрождения. В романе “Короли Вероны” ждут вас и рыцари, и прекрасные дамы. Но роман этот историко-приключенческий, так что скорость развития сюжета будет молниеносной.
Здесь настоящие приключения, в которые ты впрыгиваешь, как в стремена оседланного скакуна, готового рваться вперед, без устали, безо всякой раскачки… Да и какая раскачка - идет XIV век, мальчиков с самого раннего детства учат скакать на лошадях, отбивать и наносить удары… Это время легендарных героев, которые с 80 солдатами побеждали отряды численностью в 1 000 человек! И это историческая правда, заявляет автор романа. А между тем, кто из нас помнит о таком герое, как Кангранде, Капитан Вероны?
Книга Страшного суда (Конни Уиллис)
ноября 23, 2013
Перемещения во времени не станут в XXI веке путешествиями, доступными всем и каждому. Только настоящие специалисты могут открыть сеть, только ученые-историки курируют процесс, в прошлое допускается только студент, прошедший тщательную подготовку. Она всесторонняя. Перемещаемого научат доить коров, ездить на лошади, читать псалмы на латыни, разбираться в лекарственных травах, если все эти навыки понадобятся ему в том времени, в которое он отправится.
Курс прививок, правдоподобная легенда, соответствующая требованиям времени внешность и одежда - все это тоже входит в оснастку путешественника. И все равно человек из 2056 года будет в 1320 году, скажем, слишком высоким, у него будут слишком крепкие зубы, и его руки будут слишком чистыми, даже окажись он среди знати. Все это выяснила Киврин, студентка исторического факультета Оксфордского университета, отправившись под Рождество в 1320 год. Якобы в 1320…