Дом дервиша (Йен Макдональд)

марта 19, 2019

Сказать, что “Дом дервиша”- это фантастический роман с элементами детектива - ничего не сказать. Это микрография. Семь Священных букв вписаны в топографию Стамбула. Все вместе буквы, гласит легенда, будучи найденными, составят тайное Имя Всевышнего. Каждая буква - это отдельные истории людей. Люди вписаны в события, связаны между собой и с прошлым, одновременно пишут настоящее и определяют будущее. Йен Макдональд разобрался в том, что такое микрография и подпал под очарование Стамбула. И он не написал научную фантастику, он создал произведение искусства.

В романе “Дом дервиша” действуют по-настоящему большие люди, способные дать миру преобразователь, превращающий ДНК человека в компьютер. Действуют и маленькие люди навроде девятилетнего мальчика с болезнью сердца, что заперла его в мире без звуков. Действуют и люди, что оставили мир, где систематизировали события, видели тенденции и делали провидческие прогнозы, чтобы жить отшельником в дешевой квартирке в доме дервиша. И вклад их всех в определение того, каким станет будущее, равнозначен. Йен Макдональд населил Стамбул сильными людьми.

События в романе “Дом дервиша” разворачиваются в 2027 году. Открой пузырек, вдохни частицы нано - получи результат. Высочайший уровень концентрации, недоступная на трезвую голову раскованность или взрыв творческой энергии - в чем бы ни нуждался человек, это станет итогом одного вдоха. Идея использовать нано в качестве оружия массового поражения витает в воздухе. Что будет, если человека заставить “вдохнуть” религиозное рвение, повышенную внушаемость, галлюцинации направленного действия? А если - целую деревню? Целую Европу? По силе воздействия “Дом дервиша” сравним со вдохом нано. Немедленно попадает в мозг и меняет мировоззрение) Йен Макдональд, браво!

Цитаты из автобиографии Сергея Белова “Движение вверх”

января 21, 2018

После выхода фильма “Движение вверх” интерес к истории советского баскетбола разгорелся ярким пламенем. Мы решили выбрать яркие цитаты из автобиографии Сергея Белова, которая легла в основу фильма.

О занятиях спортом в школе

Сам я с третьего класса стал заниматься акробатикой, а с четвертого — легкой атлетикой. Я рос не слишком крупным, но очень выносливым и жилистым. Природные данные естественным образом развились во мне за счет постоянного — с раннего детства — пребывания на свежем воздухе с непрерывной двигательной игровой активностью.

Я выступал за сборную школы по всем популярным видам спорта (а в 1-2-м классах еще и в соревнованиях по шахматам). Помню, лыжные кроссы мы бегали и в тридцатиградусный мороз. Другими параллельными увлечениями стали футбол, где я выступал в качестве вратаря, и только позднее — баскетбол.
Я считаю большой удачей, что спортивные занятия начал не напрямую с баскетбола, а получил в качестве базовой подготовки разностороннюю специализацию, навыки акробата и легкоатлета. Не раз впоследствии я добрым словом вспоминал лыжи, давшие мне выносливость, легкую атлетику, развившую скорость, акробатику, привившую культуру и пластику движений.

Достаточно рано я стал относиться к занятиям спортом очень серьезно. Меня не нужно было уговаривать пораньше лечь спать — я знал, что в 22.00 я должен быть в постели, потому что в 6 утра независимо от погодных условий я должен выйти на пробежку и зарядку. Я старался использовать любые свободные полчаса и провести их в спортзале или на стадионе, готов был тренироваться индивидуально и дополнительно с утра до вечера.

О старте во взрослом баскетболе

Опытные матерые игроки, годами выступавшие в командах первой лиги, не были корифеями в баскетболе, но его теневую сторону освоили досконально. Эта сторона нашего вида спорта особенно процветала в связи с отсутствием телевизионных трансляций. Сейчас в это трудно поверить, но тогда в момент пробития второго штрафного броска, пока все, включая судей, следят за мячом, вполне в порядке вещей были откровенные удары локтем в солнечное сплетение игроку команды соперника, ожидающему отскока.
Умение преодолевать жесткую оборону и удары локтями, быть всегда предельно собранным и готовым к любой агрессии соперника, приобретенное мной в том первом сезоне, очень пригодилось мне впоследствии. Игра в «Уралмаше» стала для меня настоящей школой жизни в большом баскетболе. По заданию тренера я осваивал «персоналку», весь сезон костьми ложился в защите. Лишился нескольких зубов и перенес пару переломов носа.

О времени в свердловском “Уралмаше”

В «Уралмаше» «старики» гоняли меня первые полгода, как щенка, — во втором сезоне они стали моими верными соратниками и «подносчиками снарядов».

Материальные условия, которые мне предложил «Уралмаш», были небогатыми. Меня поселили в комнатке при стадионе (поначалу мы там обитали втроем, потом я постепенно «пережил» своих соседей, улучшивших свои жилищные условия раньше меня, и остался единственным жильцом). Позднее я получил от завода квартиру, в которой до отъезда из Свердловска проживал с молодой женой.
Трудоустроили меня в спортивном клубе завода с зарплатой в 80 рублей. Эта сумма и была моим единственным основным доходом вплоть до перехода в ЦСКА.
Чтобы дать полное представление о «профессионализме» в советском баскетболе тех лет, приведу лишь два небольших примера. Первый — в качестве основной премии от свердловских властей за победу на чемпионате мира в 67-м году фигурировало право вне очереди приобрести — за свои деньги! — холодильник отечественного производства.

Дело в том, что помимо слаженной, упорной игры, дружного коллектива «Уралмаш» тех лет имел также и другую славу, негативную. Как пили в этой команде, я никогда в своей жизни больше не видел. Это были не люди, просто былинные богатыри какие-то! В их обиходе рюмок не было, вот что я могу о них сказать. При тренере они пили коньяк под видом чая.

Читать материал полностью

Бразилья (Йен Макдональд)

ноября 3, 2017

рейтинг книги Бразилья - 2 звезды из 4

Стою с отвисшей челюстью, словно старикан Сесил Доббс после трюка Майкла Холлера с “оператором” у полицейского участка. “Знаете, это не я вас выбрала. Я о вас не слышала. Хотя теперь жалею об этом”. Йен Макдональд, прищурившись, отвечает: “Не сомневаюсь. На вашей книжной полке, наверняка, полно крутых фантастов. Нил Стивенсон - намбе ван?” “Намбе ван. В сюжете вашего романа “Бразилья” есть к чему придраться. Но отныне буду говорить всем любителям фантастики, чтобы меняли номерные знаки с читатель-профи на читатель-профан, если не слышали про “Бразилью”. А теперь, когда услышали, - читать, непременно читать!

Так чем же ирландский писатель Йен Макдональд так впечатлил меня, любительницу удивляться? Сюжет романа “Бразилья” из тех, что закручиваются, чтобы ставить вопросы, а не давать ответы. Он многомерный и вроде бы насыщенный яркими деталями прошлого, настоящего и будущего Бразилии, страны, о которой мы так мало знаем. Вроде бы, потому что в ходе повествования выяснится, что деление времени и пространства условно. Такое деление годится, если не знаешь всей правды об устройстве мироздания. Книга немного напоминает кинофильм “Матрица” - у героев откроются глаза, и они узрят мультивселленную. О ней я впервые узнала не от Йена Макдональда, а от Нила Стивенсона. Но, не будь сюжет “Бразильи” так по-голливудски закручен с помощью фигур, которые охраняют существующий порядок вещей и хотят изменить его, здешняя мультивселенная выглядела бы, пожалуй, и реальнее, чем та, что в романе “Анафем”.

Но я согласна не акцентировать свое внимание на тех, кто в киношном стиле охраняет и тех, кто старается изменить статус-кво в Бразилье. Хотя если все - часть общего кода, то тут кроется вопрос о природе этого противостояния. Зато Йен Макдональд теперь в списке экспертов создания отдельных картин жизни (или информации, как выясняется по ходу повествования). Его умение рассказчика таково, словно не сторонний человек из Ирландии поведал тебе о главной трагедии Бразилии 1950 года, а тот, для кого финал чемпионата мира по футболу и впрямь стал трагедией. Слово Йена Макдональда - мощный инструмент, навроде квант-ножа, вскрывает грудные клетки людей и событий. И сердце - средоточие жизни целой нации или одного мелкого телепродюсера - бьется на глазах читателя, гипнотизируя и увлекая в мир Бразильи. Не стану утверждать, что на протяжении всей книги, но местами я галлюцинировала - видела себя на стадионе Маракана во время злосчастного для бразильцев финала 1950 года.

Творческое мышление Йена Макдональда дарит читателю художественные образы, которые позволяют соединить в одну повествовательную ткань такие уток и основу, как культуру Бразилии, страны для нас экзотической, и науку, которая представляет вселенную как один квантовый компьютер. Богоматерь дорогостоящих проектов мог бы придумать Виктор Пелевин, если бы один из его героев жил в бывшей португальской колонии и поклонялся таким богам, как рейтинги зрительского интереса. О! хочу прямо сказать тем, кто любит простоту, - это не будет слишком просто. Упоминание такого романа, как “Анафем”, должно было вас подготовить. События романа Йена Макдональда происходят в Бразилии, и автор называет вещи теми именами, какими их называют здесь. Ты в стране, где под сенью Ангелов Господних творилось обращение и уничтожение, читатель, так что должен понимать, чем фавеладу отличаются от квантумейрос.

Задача трех тел (Лю Цысинь)

июня 18, 2017

Ох, уж эта интеллигенция! Подай ей нерешаемых задач, скрытого смысла, сетевых игр с абсурдными, на первый взгляд, правилами! Элита тянется к тому, что не лежит на поверхности, к тому, за чем нужно нырять глубоко, так глубоко, что не одного адреналина ради. Стучит молотом крови в висках, пульсирует вокруг, прямо в него и ныряешь. Адреналиновые игры, ими можно заинтересовать и тех, кто делает что-то руками. Печет хлеб, ставит уколы, превращает металл в детали ракеты. Но те, чья жизнь - наука, знают: плоды труда могут быть и невидимыми. На иллюстрации, где изображено небо с одним-единственным облачком, скрыто очень много информации. Игра, в которой применение этой информации дает тебе возможность увидеть день завтрашний, интересна. Игра, в которой завтрашний день опровергает информацию, выведенную вчера, влечет неудержимо.

Пелевин, когда писал о своем графе t, на таких увлеченных и рассчитывал. Китайский фантаст Лю Цысинь сделал компьютерную игру для них местом сбора и тестом на пригодность. Пригодность в Предатели человечества. Элита осведомлена не только о великой роли в жизни человека того, что невидимо, но и о том, как применяются многие открытия - во вред Земле, в основном. А благие намерения устилают одну известную дорогу… Много абсурда в игре, много абсурда в жизни, тяжелые страницы жизни отдельных личностей и целой науки во времена “культурной революции” - Лю Цысинь свой фантастический сюжет разворачивает на нескольких уровнях повествования одновременно. Иди с ним вперед, читатель, оставив опасения! Абсурд перестанет быть абсурдом по мере продвижения вперед. “Задача трех тел” - лучшая фантастика из возможных, научная.

Этот китайский роман был переведен на русский… с английского языка. Но Задача трех тел такой силы, что потери от переводов не влияют на воздействие ощутимо. Все, что было в начале абсурдным, сказочным, непонятным, становится научно объясненным. Леонардо да Винчи стряхнул пыль с древних фолиантов и вписал человека одновременно и в символизирующий божественное круг и в квадрат - олицетворение земного. Лю Цысинь в “Задаче трех тел” сделал то же самое для человечества. Его квадрат - это проблемы земные, то, что привело к конфликту. Круг - это вчера, сегодня, через 450 лет после сегодня, и далее, если человечество выстоит перед тем, против чего бессильно. И все в романе имеет причины и следствия, и все имеет научное обоснование. “Задач трех тел” - роман, написанный в соответствии с золотым сечением Леонардо!

На моей “Книжной полке” стало теснее. Там теперь ставит свою “Задачу трех тел” Лю Цысинь. Я не просто советую прочитать эту книгу, я советую прочитать ее до премьеры кинофильма, снятого по роману. Роману о том, что вычеркнуть человека из квадрата может оказаться проще, чем мы думаем. Кино на подходе, на стадии постпродакшна. Фильм - это меньше времени и вроде бы та же история. Но это история из вторых рук, пересказ режиссера. А “Задача трех тел”  стоит того, чтобы уделить ей время. Объемная конструкция сюжета с прекрасными из-за своей трудности задачами готова впустить тебя внутрь, читатель. Ты найдешь героев сложных, дошедших до точки, где принимаются решения за все человечество. Ты найдешь героев простых, даже несколько и шаблонных. Но роман оживает, когда ты погружаешься в задачу трех тел. Все здесь ты увидишь внутренним зрением. И будешь не только сопережевать, ты будешь действовать. Вперед?

Воспоминания неблаговоспитанного молодого человека (Фредерик Бегбедер)

октября 14, 2016

Есть люди как все. Как все, меняют мужей. Едут в столицу за новым пальто. Делают вид, что верят в нужность своей работы. Делают вид, что разделяют убеждения начальства. Делают вид, что верят, что у начальства есть убеждения. Но, в отличие от остальных, всегда, воспользуемся словечком Федора Михайловича Достоевского, окружены. Потому что легкие - с легкостью высмеивают соседку по общежитию, старую подругу, начальство и себя. С соседкой - начальство. С начальством - подругу. С мужем - соседку… Ты также хорошо видишь, что соседка перебарщивает с разговорами о суициде, что убеждения боссов - лишь форма мимикрии, что сама ты дура мнительная. Но то, как подает это все человек легкий, действительно смешно. Животики надорвешь. И тянешься к такому человеку, как к огню в холодный день, чтобы убедиться - ты не хуже всех, над всеми можно посмеяться.

Фредерик Бегбедер, такой, к которому мы привыкли, очень легкий. Он пишет не романы о любви - упаси боже! он смеется вместе с тобой над всеми, кого встретит, и прежде всего над собой. Если последующие его произведения еще могут как-то претендовать на жанровую принадлежность к любовным романам  - в них герой меняется, - то в “Воспоминаниях неблаговоспитанного человека” легкость автора ничем не омрачена. Жил под одной крышей с девушкой, встретил другую, очаровался и стал добиваться, чтобы новый адресат любви ответил взаимностью. “Воспоминания неблаговоспитанного человека” мог бы написать Григорий Печорин. Мог бы, если бы был не желчным, а легким и смешным. “В тот вечер я изобрел коктейль “все с нуля”: одна треть водки, две трети - слез…” Бэла, Вера, княжна Мэри - главы романа про Печорина носят женские имена. Книги Бегбедера тоже можно называть женскими именами.

Герои из настоящего и прошлого, начиная с истории о жене Менелая, добиваются женской любви. Чем дальше от войн античности, тем больше ее роль. В фокусе только это; все прочее - между делом. Но герой из “Воспоминаний неблаговоспитанного молодого человека” неуязвим, как древние титаны. Да и как уязвить человека, который прямо говорит, что ничего из себя не представляет. “Посещая всё, начиная от безмоторных ралли до бестормозных пьянок, он быстро приобрел основные навыки держать себя в светском обществе, первое правило которого – изображать. Изображать остроумие, изображать веселье, изображать любовные приставания. Стоит правильно выдержать роль в подобном фарсе, и ты готов к тому, чтобы с необходимым равнодушием встретить лицом к лицу любое бедствие. Марк жалел тех, кто не выдержал такой тренировки: им всю жизнь придется быть Настоящими. Какая скука!”

А скуки мы страшимся и сложного дела бежим. Так что? Соберемся же у раннего Бегбедера: спиртное, флирт и смех над тем, над чем ты бы, еще чего доброго, стал плакать в одиночестве. Я ушла к неблаговоспитанному Бегбедеру с санаевских похорон за плинтусом. Мне сначала там нравилось весьма, пока не стало казаться, что похороны проходят под аккомпонемент знакомой музыки. Покопавшись в памяти, я нашла источник звуков - легкого Бегбедера. Мнительные люди часто видят двойное дно там, где его нет. Но это не касается нынешнего случая. Все благовоспитанные молодые герои учились выглядеть неблаговоспитанными у него, Фредерика Бегбедера.

Алмазный век, или Букварь для благородных девиц (Нил Стивенсон)

ноября 21, 2015

Преступления фиксируются летающими камерами, а сами участники инцидентов - преступники и пострадавшие - маркируются тысячами мушек, нанороботов. Это облегчает задачу найти тех или других, что повышает эффективность работы судьи Прибрежной Республики господина Вана. нанороботы также помогают ему пытать заключенных. Встраиваясь в нервную систему, такие “помощники” посылают в мозг подозреваемого сигналы о том, что его организм  терпит неимоверную боль. Прибрежная Республика - одна из фил которые теперь, в алмазном веке, заняли места государств. три филы (проще говоря, племена) считаются великими - неовикторианцы, ниппонцы и ханьцы. Сосуществование фил регламентируется Экономическим Протоколом, общим для всех сводом правил. Век нанотехнологий описан в фантастическом романе Нила Стивенсона “Алмазный век, или Букварь для благородных девиц”.

И описан так, что в начале романа будущее повергает читателя в легкий шок. Никакого размеренного знакомства с временем next, как в антиутопии Олдоса Хаксли “О дивный новый мир”. Нил Стивенсон погружает читателя в новую реальность с головой. Порядки будущего на старте никто не объясняет - в них надо разобраться самому и разобраться побыстрее. Потому что иначе можешь пропасть ни за грош, как глупый Бад. Тот даром что был вооружен лобометом (вживленным в лоб оружием), а, ограбив не того парня, превратился в ошметки. Нанотехнологии позволяют вживить кому угодно что угодно куда угодно. Но лобомет даже в будущем не заменит человеку мозг.

Читать материал полностью

Лавина (Нил Стивенсон)

ноября 5, 2015

Во время чтения Барочного цикла Нила Стивенсона думаешь, за что автора причисляют к наиболее известным представителям литературного киберпанка? А вот за что - за роман “Лавина”. Здесь находим все черты киберпанка. Государство как бы есть, но управляют всем корпорации и мафия. Л.А. - то, что сегодня мы зовем Лос-Анджелес - разделен на ЖЭКи, и это не районы, это мини-государства. Техноэлита - хакеры - встречаются с собратьями по профессии в виртуальной реальности. В киберпространстве они могут нанести вред другим и пострадать сами. На высокотехнологичной территории “Гонконг мистера Ли” в основе охранных модулей - собаки. Главный герой живет в городских трущобах в постапокалиптическом стиле; он хакер, наделенный уймой талантов, но предпочитает оставаться на обочине жизни - пробавляется доставкой пиццы.

В “Лавине” Нила Стивенсона есть кое-что от “Барочного цикла”, но это не бросается в глаза. После последнего просто необходимо перечитать первый, чтобы не забыть: некогда признавал их автора “лучшим учеником на курсе” Филиппа Дика. Вот что вкратце представляет роман в стиле киберпанка “Лавина”. Берем Виктора Пелевина и Сергея Лукьяненко, смешиваем, добавляем приправы и специи, нагреваем на огне технического образования, но не доводим до кипения… В итоге получаем нечто совершенно новое, слегка напоминающее и о Пелевине, и о Лукьяненко, но напоминающее не явно, не в лоб, а вот как первый снег может напомнить о первом поцелуе. Или как глинтвейн, приготовленный из сухого красного вина и крепкого чая, напоминает и о том, и другом составляющем, но это совершенно другой напиток, идеальный для времени первого снега.

Читать материал полностью

Криптономикон (Нил Стивенсон), часть вторая

августа 23, 2015

В рецензии на первую часть “Криптономикона” я писала, что от чтения этого романа получаешь удовольствие как от колумбийского кофе с темным шоколадом. Но не уточнила, что наслаждение это доступно только в том случае, если вы будете предлагаемый продуктовый набор смаковать. Суматошное будничное утро, когда невыспавшиеся, мрачные, как уральское лето, домочадцы делят ванну, ищут телефоны, ключи от квартиры или рабочие тетради - не совсем подходящее время, чтобы смаковать. Просто хороший шоколад на ветер! Тишина, умиротворение одиночества и отсутствие спешки, главного врага наслаждения, - вот требуемые условия. А Нил Стивенсон в финале романа “Криптономикон” очень спешит. Он так подробно шел вместе со свои Рэнди к пониманию того, за счет чего союз мужчины и женщины бывает бурным, что в конце ему пришлось спешить.

Отсутствие развязки как таковой тут воспринимается не как  открытый финал в виде золотого потока, который может снести перегородки, установленные прошлым, и устремляется в будущее. А как следствие того, что, по мнению издательства, автор написал слишком много букв. Словом, финал романа “Криптономикон” как картошка из Макдонадса  - смаковать не получится. Рассказ об истинной дружбе все равно удался - солдаты сторон, сражающихся друг против друга в мировой войне, ставят интересы товарища превыше присяги. Лоуренс Притчард Уотерхауз втайне от командования раскалывает “Аретузу”, передает сигнал врагу о грозящей опасности, подменяет перехваченные сообщения на не имеющие смысла… Это безусловное предательство по законам военного времени и по любым другим, кроме законов мужской дружбы. Почему умник идет на такой риск ради Бишофа, лучшего в мире капитана-подводника некогда грозной немецкой крингсмарине? Смотри текст “Криптономикона” и ты поймешь Уотерхауза.

Что касается современности, то тут кофе с шоколадомом, могущим доставить наслаждение,  заканчиваются на том моменте, где большое потомство Уотерхауза-дешифровщика делит наследство. Такой механизм дележа мог родиться только в семье математиков. То, как Нил Стивенсон описывает процедуру на его основе, - едва ли не последний отблеск той самой манеры изложения сюжета, которым я рекомендовала наслаждаться по прочтении первой части “Криптономикона”. Вообще желание дать нам в подробностях увидеть, как из офисного червячка вылупится бабочка - крутой, поджарый и уверенный в себе мужчина - излишне увлекает автора. Бывший ботан и безмолвный наблюдатель псевдоученых Рэнди эволюционирует до индивидуума, готового убить того, кто угрожает его семье. К финалу “Криптономикона” он созревает и до тайного проникновения на территорию недружественного ему государства, и до  полного отказа от мастурбации.

В этой теореме - любовной  - где Нил Стивенсон доказывает, что счастье Рэнди - дело рук не только Ами, но и его самого, меня не обижает счастье Рэнди. Обижает то, что Крипта при этом остается где-то в далеком туманном далеке. Психология - зачем? - вытесняет фантастику. Вот что я имею предъявить Нилу Стивенсону по прочтении второй части “Криптономикона”. Но роман все-таки оставлю на книжной полке. Непросто найти литературное произведение, которое хотя бы наполовину хорошо так, как должно. Вероятно, также сочли и читатели журнала “Локус” (Locus Magazine). По результатам их голосования в 2000 году “Криптономикон” получил премию “Локус” “За лучший научно-фантастический роман”.

Криптономикон (Нил Стивенсон), часть первая

августа 16, 2015

Знаете, есть такие книги, они как 85%-ый Линдт с только что сваренным в турке колумбийским кофе. В них все сочетается идеально, а лучше всего - язык автора. Головоломки, разновидности шифрования, принцип работы монитора ноутбука и любовь морского пехотинца ВМФ США - все, что описывается в романе, комильфо. То есть так, как нужно. “Криптономикон” Нила Стивенсона - из их числа. В романе минимум сахара (рассуждений о душевном величии), не очень жидкое молоко (доступные объяснения сложных процессов) и должная степень горечи (жуткие подробности военного быта времен Второй мировой), чтобы понимать - это про жизнь.

История с судебным разбирательством в первой бизнес-попытке, отношения с Чарлин и переписка с  таинственным незнакомцем о значении Крипты - все ситуации описываются ровно столько, сколько надо, чтобы из них сложилась личность, живая, настоящая, как из маленьких кусочков стекла складывается витраж. Купи билет, лети на Филиппины, зайди в отель и встретишь его, Рэнди, того, чьи мысли в числе прочего - в фундаменте Крипты, информационной столицы мира. Если вы, поддавшись на эпиграф “Криптономикона”, ждете от автора, Нила Стивенсона, что его Рэнди будет участвовать в хакерских битвах, погружениях в виртальное пространство и прочих перепитиях, присущих фантастике, то вас ждет разочарование.

Читать материал полностью

О дивный новый мир (Олдос Хаксли)

мая 16, 2015

Состарившийся, но не настолько, чтобы потерять способность многозначительно щурить глаз, Арнольд Шварценеггер возвращается в кинематограф. Возвращается в образе Терминатора, который есть символ восставшего искусственного интеллекта, направляющего машины против их создателей, людей. И ждем изо всех сил очередного витка противостояния роботов и человека, будем сопережевать представителю своего вида, ломать голову вместе с главным героем, как победить непобедимое.

Вместе с тем голову ломать - это лишнее, когда есть готовый рецепт, как не допустить развития машинного мозга до самосознания. Рецепту этому уже 83 года, и выписан он в антиутопии Олдоса Хаксли “О дивный новый мир”. Здесь человек фактически лишен свободы выбора, в том числе и свободы развивать науку в ключе, могущем привести к восстанию машин. Большой противник экскурсионных групп, с группой студентов по Лондонскому инкубаторию и воспитательному центру отправляюсь на экскурсию всякий раз с удовольствием. Тридцать этажей хромированной стали, никеля, бетона, фарфора и стекла - основа нового общества новой эры, эры Форда. Он все изменил - конвейер, по которому движутся бутыли с человеческими зародышами. Читать материал полностью

Следующая страница »